ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

О ДВУХ ГРАФИНЯХ И ИХ ПАЖЕ

На протяжении вот уже двух веков среди пушкинистов, главная задача которых – охрана пушкинского наследия, встречаются такие, кто вместо того, чтобы определять истоки высокой образности пушкинской поэзии, пытаться понять принципы её аллегоричности, превращают поэта в бытописателя, без устали выясняя, кто из реальных людей, его окружавших, скрыт за тем или иным персонажем. Ущербность подобных изысканий обнаруживается даже при самом незначительном углублении в содержание исследуемого произведения. Попытаюсь показать это на примере стихотворения, работу над которым поэт закончил 7 октября 1830 года в Болдино.

Паж, или пятнадцатый год

C^,est l^,age de Cherubin… (Это возраст Керубино…)

Пятнадцать лет мне скоро минет;
Дождусь ли радостного дня?
Как он вперед меня подвинет!
Но и теперь никто не кинет
С презреньем взгляда на меня.

Она готова хоть в пустыню
Бежать со мной, презрев молву.
Хотите знать мою богиню,
Мою севильскую графиню?..
Нет! ни за что не назову!

Н. О. Лернер, взяв за основу воспоминаниях А. О. Смирновой-Россет, пишет, что под пажем Пушкин подразумевал юного брата Смирновой – Иосифа Иосифовича Россет, воспитанника пажеского корпуса, из которого он был выпущенного весной 1830 г. в лейб-гвардии Уланский Его Величества полк, стоявший в Стрельне под Петербургом. Иосиф был камер-пажом императрицы Александры Федоровны, жены Николая I, который во время придворных церемоний, проходящих 1 января 1828 года в Зимнем дворце, назвал юного пажа Керубино. Именно поэтому у Пушкинского стихотворения появился эпиграф – «C^,est l^,age de Cherubin…». Лернер отмечает, что по устному свидетельству, первою любовью Оси Россета была Стефания Радзивилл, подруга его старшей сестры. Она-то и есть варшавская графиня⁴⁰. Этому комментарию вторит и следующее примечание: «Упоминание Стрельны, а также Варшавской графини, замененной затем Севильской графиней, говорит о том, что и паж, и его дама – определенные лица. Существует предположение, что под пажем Пушкин разумел юного брата Ал. Ос. Россет – Иосифа Иосифовича Россет (1812—1854), воспитанника пажеского корпуса, выпущенного весной 1830 г. в лейб-гвардии уланский полк, стоявший в Стрельне под Петербургом. Варшавская графиня – польская княжна Стефания Радзивилл, ближайшая подруга Ал. Ос. Россет…до Парижу – Радзивилл была в это время в Париже»⁴¹. В последних примечаниях комментируется строфа, не вошедшая в окончательный вариант стихотворения:

Давно я только сплю и вижу,
Чтоб за неё подраться мне.
Вели она, весь мир обижу,
Пройду от Стрельны до Парижу
Один, пешком иль на коне.

На первый взгляд, имена «определённых лиц», которым посвящено стихотворение, чётко обозначены. Ося Россет, камер-паж императрицы, на новогоднем балу 1828 года названный Николаем I Керубино, весной 1830 года, став офицером лейб-гвардии уланского полка, стоявшего в Стрельне, рвётся в Париж, где в этот момент проживает его юношеская любовь Стефания Радзивилл. Но не всё так просто.

Главный вопрос по прочтении комментариев: с какой стати осенью 1830 года в Болдино Пушкин, изводящий себя мыслями о предстоящей женитьбе, вспомнил вдруг новогодние дворцовые церемонии 1828 года, вспомнил их участника Иосифа Россет и посвятил ему стихотворение? Поверив специалистам, мы должны будем признать, что в пушкинском наследии это единственное произведение, не являющееся ни эпиграммой, ни монологом литературного персонажа, но написанное от имени реального человека.

Далее. Иосиф Россет родился 15 февраля 1812 года. 15 февраля 1828 года – через полтора месяца после новогоднего бала – ему должно исполниться 16 лет, а 1830-м, в год написания стихотворения, ему 18 лет. В стихотворении же речь идёт о 14-летнем отроке. Стало быть, речь не о нём.

Иосиф намерен добраться до Парижа, где в «это время» живёт Стефания Радзивилл. В какое «это время»? В 1828 году она жила в России, в апреле 1828 года вышла замуж за Льва Витгенштейна. В 1829 году Стефания родила дочь Марию Витгенштейн, после чего уехала за границу. В 1830 году Иосиф Россет намеревался ехать в Париж к замужней женщине? Но в открытых источниках нет сведений о том, что Стефания Витгенштейн, уехав за границу, жила во Франции, зато есть сведения о том, что она жила во Флоренции, а умерла в 1832 году в Бад-Эмсе (Германия), где лечилась от чахотки.

Стефания Радзивилл по свидетельствам современников в жизни была образцом скромности, а вовсе не светской львицей, как следует из стихотворения.

Стефания была польской княжной. Её муж – Лев Витгенштейн – был графом Римской империи (российский титул) и светлейшим князем. (Его отец Пётр Христианович Витгенштейн, генерал-фельдмаршал, граф Римской империи Грамотой прусского короля Фридриха Вильгельма III от 19 апреля (1 мая) 1834 года был возведён с нисходящим его потомством, в княжеское королевства Прусского достоинство с титулом светлости). Именным Высочайшим указом, от 16 (28) июня 1836 года, император Николай I дозволил ему с нисходящим потомством принять и пользоваться в России титулом светлейшего князя. Из приведённых комментариев непонятно, как польская княжна Радзивилл превратилась у Пушкина в варшавскую графиню, а варшавская – в севильскую, и почему обе они жили в Париже. Не указывает ли всё это на то, что польская и севильская дамы взаимозаменяемы и не имеют никакого отношения к Стефании Радзивилл?

Попытаемся разобраться, как и чем связаны персонажи стихотворения.

Варшавская графиня. При сравнении строк «Пажа»

Она готова хоть в пустыню
Бежать со мной, презрев молву

со строчками «Кавказского пленника»

И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы.
Свобода! Он одной тебя
Еще искал в пустынном мире

становится понятно, что избранницей и Пажа, и Пленника является Свобода. Но возникает вопрос, почему именно варшавская графиня символизирует Свободу.

Александр Сергеевич прекрасно знал, что происходило в Польше с начала 20-х годов XIX века. Все более явными среди офицеров, духовенства и других сословий становились устремления к восстановлению независимости страны, росло желание сбросить российское господство. Возникло Национальное масонское общество, которое в 1820 году было преобразовано в тайное Патриотическое общество. Дважды его представители пытались установить контакты с декабристами: оговаривали с ними будущее государственное устройство Польши. Члены общества предполагали начать восстание в конце марта 1829 года, этот план не был осуществлен. Толчком к действию польских националистов послужила июльская революция 1830 года во Франции: на собрании, прошедшем 12 августа 1830 года, ими был поставлен вопрос о немедленном выступлении. Началось восстание только 29 ноября, подавлено было 21 октября 1831 года. За два месяца до этого – в августе 1831 года – Александром Сергеевичем были написаны два произведения: «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Некоторые советские пушкинисты высказывали мнение, что в этих стихах «в отношении к польскому восстанию Пушкин занял одностороннюю и, в конечном счете, ошибочную позицию», что «у него сложилось неправильное понимание вопроса о русско-польских отношениях». Но судя по самим произведениям, Пушкин, прекрасно понимая суть русско-польских отношений, говорил в стихах совершенно о другом. Вот, что пишет по этому поводу Дмитрий Благой: «Пушкину, поэту-мыслителю исключительно широкого исторического кругозора, автору «Полтавы» и замечательных стихов о героическом отражении наполеоновского нашествия в 1812 г., были ясны давние захватнические планы и намерения в отношении России со стороны агрессивных кругов ряда западноевропейских держав, стремившихся так или иначе закабалить русский народ. В резко антирусских выступлениях буржуазных западноевропейских и, в особенности, французских журналистов и парламентариев, прямо призывавших в связи с польским восстанием 1830 г. к новой войне с Россией, Пушкин увидел все те же, снова проснувшиеся, вожделения и аппетиты, направленные к расчленению и наивозможному ослаблению, а, тем самым, и закабалению России, лишь прикрывавшиеся видимостью защиты польских интересов… Против этих-то «ненавистников» русского народа («И ненавидите вы нас»), которые, облыжно считая его «азиатским» и «варварским» и кичась своим мнимым, «европейским», над ним превосходством, помышляли о новом военном вторжении в Россию, и направлены пламенные и глубоко-патриотические строки поэта, напоминающего о гибельном для захватчиков исходе наполеоновского нашествия и предвещающего от лица всей великой и могучей «русской земли» точно такие же неизбежные результаты в случае его повторения…»⁴². Не могу не обратить внимания на то, что проходят века, а отношение Европы к России не меняется: если в позапрошлом веке Европа, прикрываясь интересами Польши, пыталась использовать её для давления на Россию, то в веке нынешнем уже Польша, будучи частью всё той же Европы, пытается давить на Россию, используя в качестве рычага интересы Украины.

В примечаниях к «Клеветникам России» обычно указывается, что стихи «обращены к депутатам французской палаты и к французским журналистам, демонстративно выражавшим сочувствие польскому восстанию и призывавшим к вооруженному вмешательству в русско-польское противостояние. Об этом читаем в Пушкинском письме к Вяземскому от 1 июня 1831 г.: «Ты читал известие о последнем сражении 14 мая. Не знаю, почему не упомянуты в нем некоторые подробности, которые знаю из частных писем и, кажется, от верных людей: Кржнецкий находился в этом сражении. Офицеры наши видели, как он прискакал на своей белой лошади, пересел на другую бурую и стал командовать – видели, как он, раненный в плечо, уронил палаш и сам свалился с лошади, как вся его свита кинулась к нему и посадила опять его на лошадь. Тогда он запел «Еще Польска не сгинела», и свита его начала вторить, но в ту самую минуту другая пуля убила в толпе польского майора, и песни прервались. Все это хорошо в поэтическом отношении. Но все-таки их надобно задушить, и наша медленность мучительна. Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря; мы не можем судить ее по впечатлениям европейским, каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей. Но для Европы нужны общие предметы внимания в пристрастия, нужны и для народов, и для правительств. Конечно, выгода почти всех правительств держаться в сем случае правила non-intervention, то есть избегать в чужом пиру похмелья; но народы так и рвутся, так и лают. Того и гляди, навяжется на нас Европа».

Из приведённого Пушкиным эпизода с польским офицером, раненым в плечо, хорошо видно, что Александр Сергеевич не отказывает польскому мятежу⁴³ в романтическом свободолюбии. И, на первый взгляд, вполне логично, что Свобода, олицетворяемая варшавской графиней, стала героиней «Пажа».

Паж. Всё сказанное, конечно же, не имеет никакого отношения ни к Иосифу Россет, ни к Керубино. Но к кому же тогда? К Александру Сергеевичу Пушкину, который имел полное право считать себя пажем Свободы, готовым отстаивать её всегда и везде. Именно об этом строфа, не включенная Пушкиным в окончательный вариант. Приведу её ещё раз:

Давно я только сплю и вижу,
Чтоб за неё подраться мне.
Вели она, весь мир обижу,
Пройду от Стрельны до Парижу
Один, пешком иль на коне.

Путь от Стрельны до Парижа проделал лейб-гвардии Уланский Его Величества полк. 15.03.1812 года он выступил из Стрельны в составе 4-х эскадронов, а 19.03.1814 года – вступил в Париж. На этом пути Россией была обретена свобода.

Мы даже можем определить, в каком именно возрасте Александр Сергеевич ощутил себя пажем Свободы. Сделать это помогает название произведения и сочинённый поэтом французский эпиграф к нему, переводимый как «Это возраст Керубино». Так вот, пажем Пушкин ощутил себя на пятнадцатом году жизни. Здесь тоже не обошлось без мистификации: только ради того, чтобы довести до нас, что речь в стихотворении он ведёт о себе, Пушкин добавляет 2 года к возрасту Керубино, которому, согласно предисловию Бомарше к «Женитьбе Фигаро», не 15, а 13 лет.

Севильская графиня. Но почему Варшавская графиня как героиня «Пажа» не устраивает Пушкина? Скорее всего, потому, что в данном случае нарушается принцип единства времени: в 1830 году олицетворяемая варшавянкой Свобода могла быть любовью 31-летнего Пушкина, но в 1813 году, за 18 лет до подавления варшавского восстания, она никак не могла быть любовью 15-летнего поэта. И Александр Сергеевич находит полячке замену во времени.

17 октября 1807 года войска наполеоновской Франции перешли испанскую границу. 23 марта1808 года. Мадрид был оккупирован войсками Наполеона. Испанцы поднялись на борьбу за независимость, которая продолжалась в течение 6 лет (1808-1813 гг.). Одна за другой испанские провинции объявляли войну французам, создавали свои ополчения и хунты, передавая им всю полноту власти. Освободительная война в Испании стала одной из первых национальных войн и одним из первых примеров эффективности масштабных партизанских движений. Закончилась война поражением французов. Между Испанией и Францией в замке Валансе был заключён сепаратный мир. Проект Валансийского договора 1814 г. был готов 8 декабря 1813 года, а соглашение было подписано 11 декабря 1813 года. В это время Александру Сергеевичу Пушкину шёл 15-й год.

Что же касается севильской графини, то здесь соображения следующие. Хунтами во времена оккупации в Испании назывались местные администрации, сформированные в качестве патриотической альтернативы официальной администрации, свергнутой французскими захватчиками. Хунты обычно формировались путём введения в их состав видных членов общества. Хунты в столицах традиционных королевств Испании называли себя «Верховными хунтами». Понимая, что для координации усилий против французов необходимо единство, несколько верховных хунт – Мурсия, Валенсия, Севилья, Кастилия-Леон – призвали к созданию Верховной центральной правящей хунты королевства, которая, обосновалась в Мадриде, и получив исполнительные и законодательные полномочия, формально стала испанским правящим органом власти. В ноябре 1808 года Верховная хунта была вынуждена покинуть Мадрид, и с 16 декабря 1808 года находясь в Севильском Алькасаре, и потому получила ещё одно название – Хунта Севильи. Не это ли всё дало Пушкину основание назвать Свободу севильской графиней?

Варшавская и севильская дамы, конечно же, не имеют никакого отношения к дважды процитированной выше строфе, не вошедшей в окончательный вариант. Как черновой фрагмент, раскрывающий тайное содержание стихотворения, она бесценна, но была вымарана Александром Сергеевичем как вносящая путаницу и разрушающая целостность и стройность произведения.

И последнее. В контексте размышлений о Свободе совершенно замечателен финал «Пажа»: Александр Сергеевич, постоянно подвергавшийся гонениям за свободолюбие, совершенно обоснованно отказывается назвать имя своей севильской возлюбленной. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
_________________________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

43. «Пушкин очень внимательно следил за ходом польского восстания. Еще в исходе 1830 г., наскучив тем, что свадьба его оттягивалась вследствие разных препятствий со стороны будущей тещи, он говорил Нащокину, что бросит все и уедет драться с поляками». (П. И. Бартенев. Девятнадцатый век, I, 386.)

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>